Интервью с ветераном-фронтовиком, сотрудником «Совфрахта» - Акулиничевым А.О.

Интервью с ветераном-фронтовиком, сотрудником «Совфрахта» - Акулиничевым Анатолием Олимпиевичем

Как для Вас началась война?

В 1941 г. я учился в железнодорожном институте (Московский институт инженеров транспорта). Мы сдавали предмет «геодезия», и началась война. Нас, студентов, послали строить оборонительные сооружения под Вязьмой - ДОТы, проволочные заграждения делали. Недолго, до октября работали, и нас забрали в эвакуацию в Ташкент. Взял перевод в Ташкентский институт железнодорожного транспорта, но в итоге на месте был принят в эвакуированный из Москвы институт химического машиностроения. А в 1942 г. меня забрали в военное училище – Краснознаменное Харьковское военное училище химической защиты. Так что химиком я стал по случайности. Но очень удачно – интересная была служба в армии, многому научился. А что ж – я пацан был, 20 лет…

Весь свой военный путь Вы прошли в 132-й стрелковой дивизии 70-й армии…

До конца. Когда я попал в эту дивизию, в 1943 г. на Курской дуге, она была просто 132-я стрелковая дивизия, а закончил я войну на Эльбе, и дивизия называлась 132-я стрелковая Бахмачско-Варшавская Дважды Краснознаменная Ордена Кутузова 3 степени дивизия. Вот так «обросла» наша дивизия.

Какие задачи Вы выполняли на фронте?

Мы не участвовали в обычных боевых действиях, то есть мы не ходили просто вот так в атаку. Это была не наша работа. В наступление шла пехота, артиллерия, танки, а мы находились наготове, сзади этих подразделений. Потому что если послать химиков вместе со всеми – нас всего 30 человек было – в первом же бою пощелкают, а людей надо учить работе химической.

У нас была рота, обученная работе с химическими вещами, одеждой, которую надо было одевать во время нападения с использованием химических средств, чтобы защитить людей от этого. Этим заниматься нам не пришлось, чистой химией, потому что немцы не применили химического оружия, но мы должны были всегда быть на острие, а не то что – раз не применяют, то и не надо. Нужно обязательно всегда быть «на стреме», чем мы и занимались – следили, чем занимаются немцы, ходили в разведку к немцам, чтобы смотреть, что они возят к себе. Снаряды снарядами, а не подвозят ли они химически вещества, газы и так далее. Проверяли – нет, значит нечего ожидать, что будет нападение химическое. Но быть готовыми к этому мы были обязаны. Химик на войне – это человек, который обязан знать, как защитить, и в минуту нападения защитить бойцов.

Солдаты обычные должны были знать, как надевать противогаз и все. Мы этому их учили. Для этого, конечно, дается сигнал особый. Сначала бойцы носили противогазы на себе. Но бойцу, который не знает, придется его одевать или не придется, он мешается, и они их бросали к черту. Так что потом, видя, что немцы не решатся применить химическое оружие, мы у бойцов собрали противогазы, они же деньги стоили, и на машине за своими частями пехоты везли все это. С бухты-барахты не начнется химическая война, как только мы узнали бы, дали сигнал – мы бы это все раздали. Мы же не за сто километров, а за два были.

Приходилось выполнять, конечно, и другие поручения, потому что я был офицером, помощником начальника химслужбы дивизии, то есть штабного порядка работы. Я малость, но знал немецкий язык и чуть-чуть английский, потому что в одной школе преподавали немецкий, а переехал – попал в школу, где английский. Поэтому меня привлекали к некоторым поручениям, связанным со знанием языка. Но это уже частная моя служба такая оказалась, не все этим занимались.

А вот воевать – опять же мне повезло, я воевал на центральном направлении – это Украина, брал Бахмач, Нежин, Конотоп, форсировал Днепр. Но форсировал, вот это интересно – я говорю, что это у меня единственное «пятно» в биографии, что я такую реку как Днепр форсировал на двери от сортира. Переправлялись на любом бревне, лишь бы оно плавало и тебя поддерживало. И вот солдаты мои нашли где-то сортир, оторвали дверь. Разделись мы до… трусов-то не было, кальсоны. Одежду положили на эту дверь, а меня как лейтенанта – командира – положили сверху на эту одежду. Мы переправились, оделись и пошли дальше на войну.

Потом Белоруссию освобождали, мне пришлось воевать и там. Затем Польшу, Варшаву брал. Тут я участвовал напрямую. Предложил командиру дивизии устроить дымовую завесу перед наступлением при форсировании реки Вислы. Это было в январе 1945 г. Командир дивизии спросил: «А получится?». Я говорю: «А почему нет?». Главное, чтобы дымовую завесу ветер гнал вдоль нас, чтобы закрыть наши действия от противника. И у меня это получилось, что позволило существенно снизить наши потери. Мы потеряли при переправе одну машину политотдела дивизии и пушку 76-милиметровую. Появились на другом берегу «из воздуха». Комдив посчитал, что это я молодец. Дали мне орден Отечественной войны II степени.

Что еще мы сделали… Появились у немцев фаустпатроны. И вот мы взяли, захватили склад с этими фаустпатронами, и у нас с другом появилась идея обучить ими пользоваться наших бойцов. Пусть они из них, немецких фаустов, бьют немецкие танки. Опять доложил командиру дивизии, он дал добро. И очень хорошо получилось. Особенно в Берлине, это действует хорошо в городе – из окна или откуда-то еще в идущие танки.

Как для Вас закончилась война?

Войну я закончил 7 мая. Мы вышли на Эльбу, наша часть, и встретились с американцами. Мои ребята подошли к берегу Эльбы первыми, а оттуда американцы кричат: «Эй, рус, велкам!». А нам на чем «велкам», когда у нас ни лодок, ничего нет. Мы им ответили, они поняли, на глиссерах подлетели, нас – несколько офицеров, солдат туда, на ту сторону переправили. А в это время комдив подошел. Я говорю полковнику американскому: «Мой начальник». За ним тоже послали глиссер, привезли, и американцы, значит, угощают нас своим виски. Выпил комдив: «Что за дрянь такая!», и сказал своему помощнику, что нужно привезти ящик водки. А как с ними, американцами, объясниться.. ну нашелся переводчик у американцев, водку привезли, конечно, и все пришлось к делу. На этом и закончилась моя война. Начал я войну младшим лейтенантом, а окончил капитаном. Как раз 30 апреля мне присвоили звание капитана.

А во второй половине мая за взятие Берлина меня наградили Орденом Отечественной войны I степени. Вызвали нас, награждаемых офицеров, для получения боевых наград в штаб фронта. И должен был нам вручать награды наш начальник – генерал-лейтененат, химик старший. А тут мне приятель подсказывает, который с ним был, капитан тоже, что рядом в комнате находится Жуков, он там проводит какое-то совещание, и чтобы я попросил генерала, чтобы он обратился к Жукову с просьбой вручить нам награды. Наш генерал не обиделся, что вручать будет не он сам, а Жуков, если согласится, пошел к нему, а он: «Да, с удовольствием! Сколько их там?». А нас было человек 15. И вот этот орден я совершенно случайно получил из рук самого Жукова.

Как сложилась мирная жизнь после войны?

После того, как демобилизовался, я не пошел назад в железнодорожный институт, а поступил в Институт внешней торговли. Институт не признавал, что я уже окончил 2 курса, поэтому мне нужно было сдавать экзамены. Я решил пробовать и на «трояки» сдал. Пришел на комиссию, зачисляющую в институт, надел свой лучший костюм, погоны повесил. Там был директор института, и он мне говорит: «Как так совсем – трояки одни принес!». Я ему отвечаю: «Я пришел, чтобы Вы научили меня как пятерки получать». Я воевал, говорю, Вы знаете это слово? Мне некогда было заниматься Н2О или Н2-три, или еще что-то - я воевал, я бил немцев. А вот сейчас я к вам пришел, и я прошу – учите меня, как правильно все говорить и так далее. Председатель комиссии, работник из Внешторга, говорит: «Все, все, все. Берем, берем». И меня дозачислили. И вот так я оказался во Внешторге, потом в Совфрахте. А в 1962 г. Совфрахт передали из Внешторга в Морфлот, и мы стали морфлотовцами.

Когда Вы пришли в Совфрахт?

В 1951 г., в июле, когда окончил Институт внешней торговли. Начинал я работать фрахтовщиком в Беломорско-Балтийской фрахтовой конторе. Затем работал в Лондоне (АСПО – Англо-Советское Пароходное общество), во Вьетнаме, в Гамбурге в представительстве Совфрахта, в Италии – тоже представительство Совфрахта в Генуе, и в Вене, Австрия. Последняя моя должность – директор Атлантической конторы. И оттуда уже «демобилизовали» меня, на пенсию.

Считаю себя счастливчиком, что я работал в Совфрахте с очень хорошим коллективом. Знающие все ребята – все работали прекрасно. Много было друзей. Я считаю, что славу Совфрахта как мировой фрахтовой организации, с которой практически все крупнейшие судовладельцы и грузовладельцы желали иметь коммерческие взаимоотношения, создавали в основном участники Великой Отечественной войны, закончившие Институт внешней торговли в период конца 1940-х – начала 1950-х годов. Такие люди, как Николаев Григорий Иосифович, Зуев Николай Иванович, Маслов Георгий Александрович, Константинов Владимир Федорович, Постников Алексей Борисович, Поляков Сергей Иванович, Сериков Павел Александрович, Звонкин Дмитрий Андреевич, Прибылов Анатолий Петрович, Забелин Вадим Григорьевич – они дали ход Совфрахту, вывели его на международный фрахтовый рынок, на котором закрепились, и все, благодаря их действиям, уважали Совфрахт, Себя я тоже к ним причисляю. То есть вот эти люди – они сделали основной вклад в Совфрахт, который сейчас существует. Благодаря им имя Совфрахта стало известным во всем мире. Естественно, мы сами учились у таких корифеев как Фельдбаум С.С., Кисельгоф Л.М., Кононов И.П. и другие.

Что бы Вы пожелали сегодняшним сотрудникам Совфрахта в преддверии праздника?

Совфрахт – это моя любимая организация, которой я посвятил всю свою жизнь. И очень доволен, еще раз скажу. Мне, в общем, везде везло. На войне везло – пройти от Курской дуги до Эльбы, и не под ручку пройти, а наклонившись. Это сейчас, когда жив остался, интересно рассказывать, а когда там был… черт его знает. Начинается бой, и не знаешь – останешься ли ты в живых, выйдешь ли ты из этого боя…

Я желаю сегодняшнему Совфрахту всяческих успехов, чтобы они продолжали нашу работу, чтобы гремели на мировом рынке и всего хорошего. А что я еще могу своей любимой организации пожелать – не упустите наши достигнутые успехи, вот что я хочу сказать. Мы выехали на площадь, а вы ведите дальше.

К огромному нашему сожалению, Анатолий Олимпиевич ушел из жизни в этом году.

Низкий поклон ветеранам и вечная память!